Дочь воина, или кадеты не сдаются
Часть 1 из 14 Аннотация
* * * История первая, похмельная Этот день с самого утра как-то не задался. Для начала мы с подругой Микой благополучно не сдали зачет, а после с горя напились в зюзю. Причем это была нехорошая зюзя, та самая зюзя, про которую на второй день вспоминать очень и очень стыдно. И вот мы, две абсолютно пьяные и хихикающие первокурсницы, ввалились в квартиру старшего брата Микаэллы, потому как в общагу в таком состоянии глупо было бы вваливаться. К тому же Мика клятвенно заверила: «Эда нет в городе, они на полевой практике, вернутся в конце недели». И я поверила! А потому мы, хихикая, начали раздеваться еще в прихожей, после чего я, пошатываясь, пошла в ванную, а Мика вроде как отправилась искать для меня полотенце в резиденции своего старшенького. И все бы ничего, и я даже сумела включить душ раза с пятого, и даже начала мыться, как вдруг где-то совсем рядом прозвучало: – Бракованный навигатор, последний раз, когда я видел эту грудь, она была значительно меньше. Медленно сползая вниз по стеклянной стеночке, я попыталась сфокусировать взгляд на родном и единственном брате Микаэллы. Взгляд фокусировался с трудом, и причина оказалась не столько в зюзе, сколько в том, что Эдвард Дрейг был великолепен. Он вообще во всем был великолепен, но в одних спортивных брюках и с голым торсом представлял собой совсем уж потрясающую картину. Высокий, широкоплечий, с узкой талией и пусть не внушительной, но весьма выразительной мускулатурой. А еще у Эда загорелая, почти бронзовая кожа, белоснежная улыбка, выгоревшие и от того светлые волосы и невероятные голубые глаза… Стоит ли говорить – я с одиннадцати лет в него почти влюблена. С тех самых пор, как впервые увидела на дне рождения Мики. А в двенадцать, краснеющая, смущенная и дрожащая от осознания своей смелости, я призналась ему в любви… ввалившись ночью в его спальню. К слову, он был там не один. Но вывел меня в коридор, присел на корточки, очень внимательно выслушал и заверил: «Малыш, давай сделаем так – я все слышал и все понял, и мы обязательно вернемся к этому разговору, но лет так через… шесть. Идет?» Кстати – мне только на прошлой неделе восемнадцать исполнилось. В двери постучали. Эд, не отрывая взгляда от меня, протянул руку и придержал дверь, не позволяя посетителю войти. – Сюда нельзя, – чуть повысив голос, произнес он. Потом бесстыже усмехнулся и пояснил: – Тут моя девочка душ принимает. За дверью послышалось недовольное: – Кто?! Мика что, не одна сюда пьяная ввалилась? – Неа, – Эдвард все так же продолжал меня разглядывать, – с подругой. – Да? – мужской голос за дверью приобрел нотки заинтересованности. – И что, вторая тоже совершенно пьяная? – Ага. – Улыбка Микиного брата стала откровенно фривольной. – Судя по многословности твоих ответов, она еще и совершенно голая. На это Эд не ответил, но, многозначительно хмыкнув, запер дверь в ванную. Стремительно трезвеющая, я в ужасе смотрела на героя своих детских фантазий, который, судя по потемневшему взгляду, собирался реализовывать уже весьма взрослые фантазии. Медленно, неторопливо как-то, Эдвард подошел ко мне и… протянул руку. – Сама встать сможешь? – сдерживая улыбку, спросил он. Как завороженная, продолжаю испуганно смотреть на Эда, пытаясь прикрыться руками. – Кир, – он широко улыбнулся, – Киран, все, что я хотел, я уже увидел, серьезно. Я же тут минут десять стоял, прежде чем смог хоть слово вымолвить. Несмотря на пары алкоголя, начинаю стремительно краснеть. – Малыш, – он осторожно взял меня за руку, потянул вверх, заставляя встать. И едва я выпрямилась, придержал за талию, так как ноги мои, кажется, решили взять тайм-аут. – Все-все, держу. Теперь давай-ка мы тебя умоем, а то реснички на щечках давно, а помада на подбородке. Кстати, головку мыть будем? От стыда я вовсе зажмурилась, не в силах сказать хоть что-то. – Ладно, – его ласковые губы легко и осторожно коснулись моих, – будем мыть тебя всю. И вода тут же стала теплее. Все остальное показалось странным нереальным сном, в котором меня аккуратно и заботливо мыли, едва касаясь интимных мест, зато осыпая поцелуями плечи, спину, волосы… И в какой-то момент я просто отключилась, то ли под воздействием алкоголя, то ли от того, что шампунь с волос уже смыли и меня уговаривали открыть глазки. * * * – Кир, я умираю… – простонал хриплый Микин голос. Учитывая, что ее стон вырвал меня из дивного сна, в котором я предавалась гигиеническим процедурам в компании ее же старшего брата, единственным ответом на реплику Мики была брошенная в нее подушка. – Промазала, – меланхолично ответила подруга, давно привыкшая к моим утренним упражнениям в артиллерийском искусстве. Неудача была огорчительна, но не до такой степени, чтобы просыпаться. Решительно повернувшись на другой бок, я закрыла глаза, надеясь, что сон с эротическим уклоном сжалится и вернется. Но сон не вернулся. Даже когда, постанывая и проклиная вчерашний двенадцатый коктейль, явно бывший лишним, встала Мика и вышла из комнаты. Более того, как раз когда она вышла, мне вдруг стало очень нехорошо… Потому что дверь в нашей комнате противно так скрипит, а сейчас скрипа не было! И это могло означать только одно – мы не в общаге! Дальше хуже. Тихий звук шагов, рядом с моей постелью кто-то присел, после чего майку с моего плеча чуть потянули вниз, стягивая ткань, и губы, которые так бессовестно мне снились всю ночь, стали осторожно поцеловывать, а после раздался голос Эда: – Малыш, ты как? Голова не болит? Кофе будешь? События вчерашнего вечера начали обретать ясность, неся невероятное осознание – кажется, эротический сон был совсем не сном. Это подтвердил и веселый смех, а затем ласковое: – Киран, ты не спишь – когда спят, не краснеют от смущения. Вставай, я один в квартире, так что можешь в футболке ходить. Кстати, голова не болит? – Нет… – простонала я, этой самой головой уткнувшись в простынь. – Вот и хорошо, – меня погладили по спине, – поднимайся, поздно уже. И он ушел. – Ой, мама… – простонала я, чувствуя, как начинаю сгорать от стыда. С ужасом вспоминаю, что там, в ванной на полу, остались лежать мои чулки, трусики и бюстгальтер заодно… Какой кошмар! – Кир, ты встаешь? – раздался вопль Мики откуда-то из глубины этой далеко не маленькой квартиры. – Нет, – буркнула я, оставаясь лежать. Заниматься самоедством мне времени не предоставили. Заявилась Микаэлла, стащила с меня одеяло, а после начала жаловаться: – Кир, ну Кир, ну вставай, а то он меня убьет же. – Кто он? – упрямо продолжаю закрывать лицо руками. – Эдвард, – с горестным стоном Мика присела на кровать. – Они тут вчера были – Эд, Вик и еще какие-то с их выпускного курса, я их не знаю. А тут мы ввалились, ты хоть в ванную пошла, а я так, раздеваясь, и потопала на кухню, а они там… все. Мучительно напрягая память, попыталась вспомнить, до какой степени успела раздеться Мика… вспомнила, что юбка с нее сползла еще в прихожей. Вскинув голову, посмотрела на расстроенную подругу. Микаэлла ответила мне полным раскаяния взглядом, после чего шепотом поведала: – Они сначала опешили, а потом Эд подскочил, в секунду стянул с себя майку, а в следующую секунду надел на меня… Мне было жаль Мику. Очень жаль, но даже сочувствие не помешало тихо захихикать, представив себе эту картину! То-то он в ванную в одних брюках ввалился! – Ей смешно, – возмутилась подруга, но тоже начала смеяться. Потом поделилась подробностями: – Хорошо, что я лиф успела только расстегнуть, но еще не сняла. Но чулки, подвязки и наши черные с кружевом трусики… – Бедные мужики, – простонала я, продолжая прилагать титанические усилия, чтобы смеяться не очень громко. – Сколько их было? – Человек десять. – Мика вдруг улыбнулась. – А знаешь, Эд почему-то не очень злой, я думала, будет хуже. Вот об Эдварде я как раз старалась не думать. Так стыдно мне еще никогда не было. – Пошли завтракать. – Мика поднялась, потащила меня за руку. – Пошли, я одна туда идти боюсь. – Мне и с тобой туда идти страшно, – призналась я. – Может, мы по-тихому оденемся и назад в общагу, а? – Хорошая идея, но кто ж меня без чтения нотаций отпустит? – Микаэлла горестно взглянула на двери. – Кир, идем… Упрямо и отрицательно машу головой. Чего-чего, а видеть Эдварда нет никакого желания. – Ну пожа-а-алу-у-уйста, – взмолилась подруга, и ее голубые глазки стали такие умоляющие. На меня это всегда действует, чем Мика беззастенчиво пользуется. Пришлось вставать и топать вслед за ней, больше всего мечтая провалиться хоть куда-то. Белья на мне никакого не имелось, зато майка доходила почти до колен, но это не мешало рефлекторно пытаться натянуть ее еще ниже. Квартира у Эдварда Дрейга была огромная – четыре спальни, две ванные комнаты, причем вторая располагала джакузи величиной с маленький бассейн, большая гостиная и кухня, совмещенная со столовой. Я здесь оказалась второй раз в жизни, в первый – это когда мы с Микой в четырнадцать приезжали в столицу на концерт супермодной группы и Эд был нашей нянькой на сутки. Кстати, тогда, насколько я помню, тут обреталась… – Доброе утро, девочки, – радостно поприветствовала нас та самая домработница. – Ох, как же вы выросли! И пока мы смущенно отвечали про учебу и планы на будущее, из кухни послышалось: – Мика, Кира, живо завтракать! Пришлось плестись на кухню с видом обреченных на казнь.
Перейти к странице: